Марк Твен - Приключения Гекльберри Финна [Издание 1942 г.]

— Отныне, — сказал герцог, — мы можем беспрепятственно плыть и днем. Как только завидим кого-нибудь, сейчас же свяжем Джима по рукам и ногам, положим его в палатку и, указав на объявление, скажем, что мы поймали беглого негра и везем его теперь к его прежнему владельцу, но так как мы бедны и не можем ехать на пароходе, то взяли в долг этот плот у наших друзей в счет будущей награды. Хорошо было бы вместо веревок наложить на Джима цепи и наручники, но это не вязалось бы с нашим рассказом о бедности. Железо слишком дорого, веревки гораздо дешевле.

Мы все восхищались герцогом: какой находчивый и умный человек! Теперь мы можем плыть и днем без хлопот. В эту ночь мы решили уплыть как можно дальше, чтобы избежать того скандала, который должны были вызвать открывшиеся проделки герцога в чужой типографии.

До десяти часов вечера мы сидели притаившись, как мыши, и не смели высунуть носа; потом под покровом ночи мы осторожно проскользнули мимо городка и зажгли фонарь только тогда, когда городок давно пропал из виду.

В четыре часа утра Джим позвал меня на вахту и тихо спросил:

— Как ты думаешь, Гек, много мы еще встретим королей на нашем пути?

— Нет, Джим, не думаю, — отвечал я.

— Ну, и слава богу, нам и двух заглаза довольно. Наш-то ведь пьян как стелька, да и герцог не лучше.

Утром Джим просил короля поговорить по-французски, чтобы послушать, как это звучит, но король сказал, что он так давно покинул Францию и столько вынес тяжелых страданий, что совсем забыл родной язык.

«Королевский камелеопард». — Разговор о королях. — Джим тоскует по своей семье.

Солнце давно взошло. Король и герцог выползли наконец из шалаша. Рожи у них были кислые, но после того как они выкупались за бортом, они приободрились. После завтрака король уселся на край плота и, сняв сапоги и засучив штаны, спустил ноги в воду, закурил трубку и начал учить наизусть роль Джульетты. Когда он достаточно хорошо вытвердил роль, они стали упражняться с герцогом вместе. Герцог заставлял его по сто раз вздыхать и прикладывать руку к сердцу. Наконец он заявил, что дело идет на лад, только король не должен орать, как из бочки, «Ромео!», а произносить томно, нежно, сладко: «Ро-о-м-е-о!» Ведь Джульетта — прелестная, юная, нежная девушка, почти ребенок — не могла реветь, как осел.

Затем они вытащили пару длинных мечей, сделанных герцогом из дубовых брусков, и стали представлять бой на мечах из «Ричарда III», причем герцог изображал самого Ричарда. Любо было смотреть, как они фехтовали и подскакивали на плоту. Вдруг король поскользнулся и упал за борт. Тогда они решили отдохнуть и стали болтать о разных приключениях, пережитых ими раньше на этой реке.

Воспользовавшись первым удобным случаем, герцог отпечатал несколько афиш. В следующие затем дни у нас на плоту стоял дым коромыслом: целый день или фехтовали, или репетировали — как выражался герцог — сцену из «Ромео и Джульетты».

Однажды утром увидели мы маленький плюгавый городишко в широкой речной излучине. Мы причалили на три четверти мили выше, при впадении одного ручейка, окаймленного темными кипарисами, образующими как бы тоннель. Мы все, кроме Джима, сели в лодку и поплыли в городок поглядеть, нельзя ли устроить там спектакль.

Мы попали очень удачно. В этот день в цирке готовилось большое представление, и окрестные жители съезжались уже отовсюду в допотопных фургонах и бричках. Цирк в тот же вечер уезжал дальше, и нам представлялся отличный случай устроить спектакль. Герцог снял балаган, и мы пошли по городу расклеивать афиши.

Вот что было напечатано на них:

ВОЗРОЖДЕНИЕ ШЕКСПИРА!!!

УДИВИТЕЛЬНОЕ ЗРЕЛИЩЕ!!!

ТОЛЬКО ОДИН РАЗ!

ВСЕМИРНО ЗНАМЕНИТЫЕ ТРАГИКИ

ДЭВИД ГАРРИК МЛАДШИЙ

из лондонского Друриленского театра

и

ЭДМУНД КИН СТАРШИЙ[12]

из королевского театра Геймаркета, Уайтчепеля, Пуддинг-Лена, Пиккадилли в Лондоне, а также королевских театров на Континенте будут иметь честь представить перед почтеннейшей публикой бессмертную

СЦЕНУ НА БАЛКОНЕ

ИЗ «РОМЕО И ДЖУЛЬЕТТЫ»!!!

Ромео — мистер ГАРРИК

Джульетта — мистер КИН

При участии всей труппы!

Новые костюмы! Новые декорации!

Также:

Потрясающая, неподражаемая, леденящая кровь

СЦЕНА БОЯ

«ИЗ РИЧАРДА III»!!!

Ричард III — мистер ГАРРИК

Ричмонд — мистер КИН

А также

(по особому желанию публики)

будет прочтен бессмертный монолог Гамлета!!!

знаменитым КИНОМ!

Исполнен им 300 вечеров подряд в Париже!

Только один раз

по причине срочных ангажементов в Европе!

Входная плата 25 центов; дети и слуга платят 10 центов.

Наклеив афиши, мы принялись бродить по городу.

Все лавки помещались на одной улице. Перед окнами лавок были натянуты парусиновые навесы, и к столбам, поддерживавшим эти навесы, приезжие привязывали лошадей.

На берегу реки почва под домами была уже настолько подмыта, что эти лачуги каждую минуту могли обрушиться в воду. Люди из них уже выбрались. Под двумя лачугами подмытый берег острым углом навис над рекой; там еще жили люди, но это было очень опасно, потому что иногда почва обваливается сразу на огромном пространстве, увлекая за собой не один, а несколько домов. Подобные города вечно должны пятиться назад, так как река неустанно гложет и размывает их.

Чем ближе время подходило к полудню, тем больше скоплялось на улицах телег и коней, и ежеминутно прибывали все новые фургоны и брички. Семьи поселян привозили с собою обед и тут же в телегах закусывали.

Времени до вечера оставалось еще много. Я пошел к цирку и бродил у заднего края палатки, пока не ушел сторож; тогда, приподняв парусину, я бесцеремонно нырнул внутрь.

Цирк был великолепный. Такого замечательного зрелища я никогда в жизни не видал. Мужчины в одном нижнем белье и в фуфайках, без сапог и стремян, скакали на конях, а рядом с ними тоже на конях танцовали красавицы, в розовых коротеньких юбочках и корсажах, осыпанных брильянтами и золотом на миллионы долларов. Это было удивительное зрелище!

Потом на всем скаку дамы и мужчины вставали на седлах, красиво и грациозно раскачиваясь. Мужчины казались такими статными, стройными, а у дам розовые лепестковые юбочки развевались вокруг бедер и делали их похожими на прекрасные зонтики. Публика хлопала в ладоши, кричала и бесновалась.

Потом опять появились разные господа и стали показывать удивительные фокусы, а клоун в это время выделывал такие уморительные штуки и говорил такие забавные вещи, что все покатывались со смеху. Вдруг какой-то пьяный стал пробираться на арену цирка, хвастаясь, что он тоже умеет ездить верхом не хуже всякого другого. Все уговаривали его, удерживали, но он и слушать никого не хотел. Представление, разумеется, остановилось. Публика смеялась над пьяным, некоторые даже бросились вниз на арену и хотели вывести его вон, но хозяин цирка остановил их и произнес краткую речь, в которой выразил уверенность, что все можно уладить спокойно и что если этот господин перестанет ругаться, то ему будет позволено прокатиться верхом на лошадке. Пьяный полез на лошадь, но только что он уселся, как лошадь встала на дыбы и давай вертеться, скакать и подкидывать своего седока, так что даже двое прислужников, повисших у нее на уздечке, не могли удержать ее. А пьяный уцепился за гриву, и при каждом прыжке ноги его взлетали на воздух. Зрители вскочили с мест, кричали, хохотали до слез.

Наконец, несмотря на все усилия прислужников, лошадь вырвалась и помчалась по арене; пьяный лежал на седле и свешивал поочередно то одну, то другую ногу до самой земли, а зрители помирали со смеху. Но мне было не до смеха. Ведь этот несчастный каждую минуту мог разбиться. Вот он уселся в седле как следует и, все еще пошатываясь, ухватился за уздечку. Через минуту он уже стоял прямо на седле, выронив уздечку и скрестив руки на груди, а лошадь продолжала скакать во весь опор. Вдруг он стал быстро-быстро сбрасывать с себя платье: сюртуки, жилетки так и мелькали перед глазами, — можете себе представить, он сбросил с себя семнадцать сюртуков! И вдруг перед нами очутился красивый, нарядный наездник, он ловко стоял на лошади, точно и не был пьян, и махал над головою хлыстом; потом соскочил с лошади на всем ходу, раскланялся и, приплясывая, убежал в свою уборную. Вся публика била в ладоши и ревела от изумления и восторга.

Только хозяин цирка, догадавшись, что его так ловко околпачили, скорчил недовольную рожу. Оказалось, что это был его собственный наездник, придумавший такую ловкую штуку. А хозяин и не знал ничего. Я тоже был страшно удивлен, узнав, что меня так удачно надули, но ни за какие деньги не согласился бы быть на месте хозяина. Мне кажется, лучше этого цирка не бывает на свете. Я, по крайней мере, был страшно доволен.